Этот хрустальный голос
«Санкт-Петербургские ведомости» 19 июня 2008 год
Светлана РУХЛЯ
В рамках фестиваля «Звезды белых ночей» известная масштабными культурными проектами немецкая фирма Montblanc объявит обладательницу премии «Новые голоса Montblanc». Голосом 2008 года станет солистка Мариинского театра Анастасия Калагина. С обладательницей хрустального сопрано и фантастического обаяния встретилась наш корреспондент Светлана Рухля.
– Настя, на фестиваль приезжает французский классик Анри Дютийё, и именно вам доверено исполнить его вокальный цикл Correspondances, в котором использованы письма Рильке, Ван Гога и даже фрагмент письма Солженицина к Растроповичу и Вишневской. Не страшно?
– Сердце и вправду замирает. Произведение это не из легких, и я до сих пор в процессе его освоения. До меня Correspondances исполняли две певицы, но Дютийё захотел, чтобы была и русская исполнительница, и Валерий Абисалович Гергиев предложил меня. Ответственность – огромная!
– Помню, вы были очаровательной Гердой в опере Сергея Баневича «История Кая и Герды», не она ли была вашим дебютом на сцене Мариинки?
– Моим первым выходом на сцену Мариинского театра стала Барбарина в опере Моцарта «Свадьба Фигаро». В ноябре 1998 года. Время очень сложное было – я совмещала учебу в Академии молодых певцов и на третьем курсе вокального отделения Консерватории. Третьим курсом я, правда, и ограничилась…
– Анне Нетребко незаконченная консерватория не помещала стать настоящей звездой, а у вас Консерватория по классу скрипки закончена, да и занятия в Академии не кружок самодеятельности.
– Да, в Академии мне была предложена плотная образовательная программа. И мне очень повезло с педагогом! Именно Грайр Грайрович Ханеданьян и сделал из меня певицу.
– Вы – дочь дирижера Сергея Калагина. О музыкальной карьере с детства мечтали?
– Я артисткой хотела стать, обожала выступать, пела на всяких праздниках, вечеринках, где угодно. В музыкальной школе училась по классу скрипки, но искренне надеялась, что, когда отыграю последний экзамен, заброшу свою скрипку куда-нибудь на шкаф (смеется) и этим все закончится.
– Но продолжили образование в училище, а потом и в Консерватории…
– В училище я попала к фантастическому педагогу и так была очарована его персоной, что не могла с ним расстаться, думала, он так много вкладывает в меня, ну как я уйду от него, может, и выйдет из меня какая-никакая скрипачка. Училищем хотела ограничиться, но стало неудобно перед родителями, педагогами… А когда отдала «долг» до конца (закончила Консерваторию по классу скрипки), была зачислена на вокальное отделение, где до получения «скрипичного» диплома занималась факультативно.
– Все-таки в оперные певицы пошли, а не в драмтеатр. Сказались, наверное, театральные впечатления раннего детства?
– Наверное. Когда я родилась, папа работал в Малом оперном, мама преподавала теорию в музыкальной школе. Бабушек, теть, нянь – никого не было, как и места в детском саду. Папа брал меня на все репетиции. Как сейчас помню: мне ставили стульчик около режиссерского пульта, давали яблоко…
– А первое детское ощущение от театра запомнилось?
– Неповторимый запах кулис… И гордость от того, что оркестром дирижирует мой папа… «Волшебник Изумрудного города», которого я смотрела бессчетное количество раз… «Умница» Карла Орфа, где пела потрясающая певица Татьяна Новикова. Мне было 3-4 года, но этот голос хрустальный, чистейший, теплоту необычайную я на всю жизнь запомнила
– Вы много работали со своим отцом.
– Мы работали с ним постоянно, и его мнение было для меня ценным и конструктивным. Он не говорил мне: «Какая же ты у меня замечательная, как спела гениально», а мог сказать: «Вот эти 2-3 такта у тебя прозвучали очень хорошо, а над остальным надо работать». Я могла прибежать к нему за помощью в любую свою паузу. Он открывал ноты, брал остро отточенный карандаш и расчерчивал трудное место в партитуре: «Вот тут не надо торопиться, здесь надо считать на три…» И все становилось просто… Его любовь, его энергетику я чувствую до сих пор, такое впечатление, что он всегда рядом.мире не
– Многие певцы негативно относятся к выступлениям в детских операх, не хотят разучивать партии, которые нигде в мире не пригодятся…
– Но я не учу партию по принципу, сколько мне за нее заплатят или предложат ли спеть ее за границей. Следуя этой логике, я и от Памины в «Волшебной флейте» должна была отказаться, ведь на русском языке она нигде в мире мне не пригодится. Но я чувствую себя русской певицей, я здесь родилась и училась. А певцы, которые разучивают партию по принципу: выездная-невыездная, конечно, встречаются. В детских же операх я, наоборот, хотела бы побольше участвовать, дети – самые благодарные слушатели. Когда я беру на репетиции свою дочь, то, наблюдая ее реакцию, вижу, насколько дети открыты классике, академическому искусству, и понимаю, что завтра на «взрослые» оперы придут именно те, кого водили на детские. Просто те артисты, у которых пока нет детей, не осознают это в полной мере.
– Но некоторые вокалистки отказываются от материнства, чтобы не испортить голос. Хотя у Ольги Бородиной – мировая карьера и трое сыновей, двое детей у «золотого стандарта» сопрано Рене Флеминг, а у прославленной Медеи Фигнер детей вообще было шестеро…
–Да голос, наоборот, расцветает! А беременность я вспоминаю как один из самых счастливых моментов в жизни, причем именно в творческом плане, просто творчество из театрального показного переместилось во внутренний мир. И появилось ощущение, что я реализую свое прямое предназначение. А рожать не хотят, я думаю, потому что боятся, что во время декрета кто-то займет их место. Но я уверена, что твое собственное место никто никогда не займет.