В оперетте мало только петь

 «Санкт-Петербургские ведомости» 21 марта 2008
Светлана РУХЛЯ

Жужа Калочаи

Как уже сообщила наша газета, на сцене Театра музыкальной комедии вновь блистали солисты будапештской оперетты. С примадонной Жужей КАЛОЧАИ встретилась корреспондент Светлана РУХЛЯ.



– Да уж, венгерская оперетта умирает... так, что очереди за билетами стоят на протяжении двух кварталов от театра. Есть спектакли, на которые билеты вообще не достать. Мы гастролируем по всему миру, и в залах не бывает ни одного свободного места! Я не верю, что оперетта когда-нибудь умрет.

– Я тоже так считаю, ведь Венгрия – родина Легара и Кальмана, и традиция передается из поколения в поколение.

– Они всю жизнь были конкурентами. Но сравнивать их нельзя, они оба – из Золотого века оперетты. Мне кажется, что Кальман немножко больше берет за сердце, а Легар более лиричен, но они оба – потрясающие композиторы.

– Я считаю, что мюзикл «ходит по земле», а оперетта – парит над землей...

– Это уже классический мюзикл, он близок к оперетте. Кстати, в будапештском театре работают две отдельные труппы – одна выступает в оперетте, другая – в мюзиклах.

– Почему же! Когда я получала диплом, выступала и в оперетте Оффенбаха, и в драме Шекспира, и в мюзикле «Чикаго».

– Оперетта сразу меня «выбрала», мне сразу предложили роли.

– Когда оперные певицы выступают в оперетте, у меня всегда возникает чувство, что они ужасно страдают. Ведь в оперетте мало только петь... Им трудно, как будто бы чего-то не хватает.

– Мама работала воспитателем в детском саду, папа – инженер, конечно, оба они играли на скрипке, но на любительском уровне. Но очень-очень дальняя моя родственница Марика Рекк.

– Мы познакомились, когда ей было под восемьдесят, казалось, что она вот-вот «распадется на кусочки», но на сцене она становилась Королевой. Мы вместе играли в спектакле будапештского театра «Марица». Ее пригласили на роль Катерины, ну, немножечко переписали роль под нее. У нас как-то сразу возникла симпатия, хотя о родстве мы еще не знали, я была единственной, кого она допускала к себе в гримерку... Венгрия ею гордится, она была большой артисткой.

– О! Большое спасибо, что вы так подготовились! Это совершенно особая роль, и я никогда не предполагала, что она достанется мне. Я ведь и в 20 лет выглядела уже этакой дамой и никогда не играла «наивных» примадонн... Мы стояли с Марикой Немет, которая после нашей легенды Ханны Хонти стала очень большой примадонной, перед таблицей с распределенными ролями, и она мне сказала: «Ты, конечно, будешь Илоной». Илона – графиня, страстная, яркая, я сама думала, что буду петь ее, но оказалось, моя героиня – Зорика. Это было так необычно! Мне пришлось себя переделывать во время репетиций, ведь Зорика – это босоногая примадонна, я и играла без туфель. Но играла с большим удовольствием, ведь до этого я играла роскошных дам в больших шляпах (смеется) – Теодору, Розалинду... И вообще «Цыганская любовь» не веселая оперетта, это оперетта грустная, ведь Зорика осталась не с тем, кого любила. Но в жизни часто так бывает, что выходят замуж не по любви. Я так прониклась ею, помню, вокруг меня – целая группа телевизионщиков, меня снимают, а я ничего не вижу вокруг, чувствую себя босоногой девчонкой.

– Она – особенная. В Германии я получила «за Зорику» премию критиков, и, хотя сыграла после множество ролей, ничего похожего уже не встретилось, и это было, как чудесное путешествие во что-то неведомое.

– Эта оперетта не идет сейчас.

– Венгерский театр оперетты очень много гастролирует, и в основном мы ставим оперетты, которые пользуются спросом за границей, – это «Королева Чардаша» и «Графиня Марица» Кальмана, «Летучая мышь» Штрауса, «Веселая вдова» Легара...

– Ставим «Парижскую жизнь», правда, у нас в Венгрии Оффенбах не имеет большого успеха. Но помимо «Сильвы» – «Марицы», без которых, на мой взгляд, опереточный театр немыслим, у нас ставятся оперетты венгерских композиторов, не имеющих широкой известности за пределами Венгрии: «Лейтенант Мария», «Женщина, которую нужно любить», «Мишка-магнат»...

– Нет-нет. Это композиторы, работавшие в 1920 – 1930-е годы, если можно так выразиться – последователи Кальмана. Один из них – Йене Хуска, в вашем театре идет его оперетта «Баронесса Лили». Музыка у них превосходная, но в сюжетах – специфические венгерские темы.

– О, я встречалась с женой Рихарда Таубера, я слышала ее в Вене, у нее было потрясающее колоратурное сопрано, и она пела, хотя ей было уже восемьдесят. У них была какая-то фантастическая любовь. А что касается «персональных» оперетт... пусть будет такая мечта, что кто-то из современных композиторов напишет оперетту специально для кого-то из артистов.

– В чрезмерном осовременивании я чувствую насилие, и дело не в том, что я какая-то отсталая. Я считаю, что, когда открывается занавес, зритель должен попадать в другой мир, должна сохраняться иллюзия... Мне кажется, что эксперименты – это хорошо, но только в традиционных рамках жанра. Ведь, например, большой успех постановок «Веселой вдовы» обусловлен тем, что сохраняются некий стиль, аромат былого времени. В театре необходимо волшебство... Я люблю театр чувств и режиссеров, которые разрешают мне играть так, как я чувствую. Некоторые актеры, выходя на сцену, пытаются отождествить себя с героем, но я всегда играю саму себя, пытаюсь представить, как бы я себя повела, если бы была, скажем, Марицей.

– Мы проходили ее в институте.

– Марица! Солнечная партия!

– В оперетте Легара «Страна улыбок». Она два раза «прошла» мимо меня: первый раз я была студенткой, второй – только что родила сына. Я даже говорю всем: «Мой сын – моя «Страна улыбок».

– Да, а 15 марта в День национального праздника я получу звание заслуженной артистки (беседа проходила накануне этого события. – прим. ред.). В Венгрии я не могла об этом рассказывать, получилось, что первая об этом узнала (смеется) русская журналистка.

– В отражении человеческих чувств, а они не меняются...



Hosted by uCoz