Колокольчик звенит…

«Российская газета. Неделя» 21 февраля 2008 год
Светлана РУХЛЯ

В этом году Евгения Смольянинова отмечает двадцатипятилетие творческой деятельности.

За минувшие годы она во многом оказалась первой. Первой из российских певиц позволила себе петь в больших концертах духовные песни, первой «вытащила» из небытия потрясающий романс Евгения Юрьева «Динь-динь-динь, колокольчик звенит». А ровно шестнадцать лет назад на первом своем публичном концерте выставила на суд публики песни Александра Вертинского…

Евгения Валерьевна, сейчас, когда Вертинского поют все кому не лень, уже и не представить, каким это было смелым шагом в те годы…

Друзья меня отговаривали уже на этапе, когда я стала делать первые аранжировки. Мне говорили: «Что ты делаешь? Зачем тебе, исполнительнице народных песен и романсов эти опасные, заведомо провальные эксперименты?»

Они не верили в то, что найдется публика, которая захочет слушать песенки Вертинского?

Вертинского резко запели в юбилейный год, а тогда, в 1992-м, он абсолютно не был популярен, и было совершенно непонятно, существует ли в принципе публика, готовая его слушать.

Хотя если рассуждать с точки зрения конъюнктуры, мой расчет был верным, так как это был мой первый публичный концерт в большом зале (Капелла) и было очевидно, что на него соберутся люди, которые хотят послушать меня, вне зависимости от заявленной программы.

Как вам удалось найти эту фантастическую интонацию для его песен?

Я никогда не слышала записей Александра Николаевича до того времени, пока не спела его сама. Но для меня это было какое-то глубоко внутреннее, закономерное вызревание. Я знала о нем с детства, но, к сожалению или к счастью, у нас дома не было его пластинок. Но я жила с ощущением, что знала о нем всегда. Я рассматривала его фотографии, ноты его песен, смотрела фильмы с его участием («Заговор обреченных» и «Анна на шее»). Фильмы с участием его супруги Лидии и дочерей Анастасии и Марианны. Они все будто бы несли в себе некий мир, в который я все более погружалась. Иногда мне казалось, что время смыкается, и я оказывалась где-то совсем рядом, и в этом нет никакой мистики, ведь у Бога – все живы. И меня закономерно влекло к исполнению его песен. Страх был, но когда я их спела, я впервые решилась послушать оригинальное исполнение, я хотела понять и проверить, услышу ли я в его пении ту интонацию, которую чувствовала… И я услышала именно то, что чувствовала и что хотела передать в своем пении.

Приблизиться к его индивидуальности практически невозможно, но современные исполнители так смело берутся за его песни…

Сейчас артисты вообще очень смелые, и это не всегда хорошо, но арена открыта, и каждый волен выйти и спеть хоть Вертинского, хоть «Валенки», которые практически невозможно воспроизвести после Лидии Руслановой.

Вертинский большое значение придавал последовательности исполняемых в концерте произведений, а на ваших концертах никогда не бывает программок…

Но отсутствие программок не тождественно отсутствию программы. К каждому концерту я составляю своего рода мозаику, и для меня принципиально важна последовательность исполняемых произведений. Ведь одно может оттенить другое и придать этому другому некий особый смысл, которого нет, но он существует и от этого многое зависит.
Например, романс «Побудь со мною» я всегда исполняла в той части концерта, где я пела о любви достаточно открыто, и он воспринимался очень чувственно. В связи с этим на моем сайте даже разгорелась дискуссия. Один молодой человек обвинил меня в воспевании добрачных отношений, и у него все было так четко изложено, что я решила внести некоторую ясность: рассказала историю о том, как я стала петь этот романс и почему я так остро его переживаю, и что в нем не идет разговор именно об отношениях мужчины и женщины, то есть они могут быть, но может быть и совершенно другое. Это романс о времени, которое невозможно остановить, о постоянно уходящих от нас людях и событиях. Но мой ответ его не убедил. И я перенесла исполнение этого романса из второй части концерта в первую и стала петь его перед вальсом «На сопках Маньчжурии». Я хотела показать этим, что любить можно не только нечто запретное, но и вполне разрешенное и так же страдать. И что человек может уйти не «куда-то там», как Паратов в «Бесприданнице», а он может уйти на войну и его могут просто убить. И это внесло окончательную ясность в дискуссию.
И вообще песни – это как драгоценности их много красивых, но нельзя одеть (спеть) все сразу и нельзя не сочетать между собой, поэтому всегда существует четкая схема концерта, и если кто-то думает, что ее нет, это свидетельствует лишь о том, что схема эта доведена до совершенства.

Присутствовавший на первом после возвращения Вертинского в СССР концерте артист Марк Прудкин сказал Михаилу Яншину: «Вот он кончит петь – уйдет с эстрады, и этот жанр умрет!».

Когда я спела Вертинского впервые, один искусствовед сказал: «Нет пока той публики, она еще не родилась». И я счастлива, что сегодня его песни воспринимаются. Вертинский – это дверь в старый мир. А я, как звено в цепи тех, кто пел до, и кто будет петь после меня. Я просто хочу, чтобы «это» еще продлилось, еще прозвучало на мою творческую жизнь. Этот жанр необходимо сохранить как вид, как семена. Знаете, ведь в Институте растениеводства хранится множество семян, собранных Вавиловым. Может быть, исчезновения чего-то никто и не заметит, но что Богом дано – надо сохранять. Дело не в том, что надо засевать огромные поля, просто нельзя уничтожать грубой рукой, нельзя терять… А Вертинский и тот прежний мир они просто проросли через меня. И я должна это сохранить, кому-то это может пригодиться. Эта «дверь» впервые открылась мне через фильм «Жизнь Клима Самгина», для которого я и разыскала «Колокольчик».

Этот фильм так критиковали, когда он вышел на телеэкраны, а сегодня само время доказало, что это настоящее…

Мне всегда нравился этот фильм, это очень хорошая экранизация, а если знать, с каким малым бюджетом и с какой скоростью он был сделан! Сейчас практически не говорят о Викторе Титове, но это был очень большой режиссер. Настоящий. Я вообще не представляю, кто бы еще смог экранизировать «Самгина», его и прочитать-то сложно. На фильме работал замечательный композитор Николай Мартынов, он писал хорошую, серьезную музыку, для большого оркестра. Так писали музыку для фильмов в «золотой век» Голливуда, в советском кино. И вообще этот фильм – настоящая историческая энциклопедия, в нем собрано столько подлинных реалий! Разносчики молока, продавцы всяких уличных мелочей не просто «что-то» выкрикивали: фольклористы собрали настоящие выкрики и попевки, звучащие в те времена… Именно через этот фильм я так глубоко прикоснулась к истории, и, пожалуй, именно он определил мое направление в области романса.