Александринские «тайны мадридского двора»

Молодежный еженедельник «Сорока» 16 декабря 1996 год
Светлана Рухля (под псевдонимом Светлана Мергель), Виктор Лавров

В Государственном Академическом театре драмы им. А. С. Пушкина, который частенько называют по старинке Александринкой, проходят «тайные свидания» с английской королевой Елизаветой I и француженкой Анной де Бейль. Подготовила эти «встречи» для небольшой части посвященных зрителей режиссер театра Светлана Миляева. Первая проходит в помещении Царского фойе, а вторая — под самой крышей, на чердаке. Заглянули в театральную экспериментальную мастерскую и мы.

Любовь и политика — вещи несовместимые.

Такой вывод сделал австрийский драматург Фердинанд Брукнер в своей драме «Елизавета Английская». На этом же ставит акцент и режиссер одноименного спектакля. Еще более усиливает его актриса Нина Ургант. Ее Елизавета и «Тюдор в юбке», и «леди в неглиже» одновременно. Нещадно стегать хлыстом своих подданных, быть самой битой любовником, да еще и стоять перед ним на коленях может себе позволить только английская королева. Любить так любить! Ненавидеть так ненавидеть! Страдать так страдать! Такова Елизавета и такова Нина Ургант. А между этими страстными крайностями всегда стоит на страже интересов Англии и ее Короны лорд Сесил. Он рядом — настолько, что, кажется, будто и не спит вовсе: бдит. И надо отдать должное актеру Сергею Паршину: делает он это по-джентельменски. Герой-любовник граф Эссекс, напротив все время, стоит… на коленях перед королевой и под ее окнами. Скорее, как шут гороховый, нежели как победитель испанцев. И выстаивает себе акциз на винную торговлю в Англии. Бесшабашного баловня судьбы, мота и выжигу актер Александр Баргман играет с лихостью кавалериста, только что соскочившего с взмыленного коня. В таком залихватском виде он вполне устраивает стареющую королеву, даже когда она узнает о его романе с хорошенькой фрейлиной Мэри и устраивает той сцену.

— Ну-ка, обнажи грудь! Ну-ка, оголи ногу!.. Ага! — самодовольно удовлетворяется Елизавета, любуясь победой своей, хотя уже и несколько поблекшей, миниатюрности… Но как только Эссекс выходит из привычного образа и заявляет о себе как о политике, ему тут же отрубают голову. И все из-за кого — философа Фрэнсиса Бекона, жаждавшего получить должностькоролевского прокурора через Эссекса. И Елизавета подписывает «эшафот» возлюбленному чисто по-английски: скрипя пером и скрепя свое королевское сердце. Ее не смущает и то, что 20 тысяч лондонцев стали авторами прошения о помиловании Эссекса.

А где сам народ? Где движение масс? — воскликнули бы недавние рецензенты, восхвалявшие идеи соцреализма в искусстве этого театра. Народ, как и понятие «нация», только на устах Бэкона, и, скорее, лишь в его болезненном воображении, чем в сути. Игорь Волков играет свою роль как бы походя. В конце концов, даже королева Англии — это всего лишь «средняя аксиома» для его размышлений о «Новом Орлеане». Через этот прозорливо-скептический взгляд понимаешь, что настоящий герой драмы — ИНТРИГА: между мужчиной и женщиной, королевой и шутом, любовью и предательством, разумом и смыслом, чувством и долгом, жизнью и смертью, лицом и маской. Все — сплошная интрига! Поэтому не жалко никого, даже страдающую под черной вуалью королеву, тайком наблюдающую за казнью Эссекса. Жалко лишь куклу, небрежно брошенную на стул ее хозяйкой Мэри, сошедшей с ума, как Офелия…

Общее впечатление от «английской» игры актеров в пышных раззолоченных костюмах конца XVI века усиливает и богато декорированное помещение Царского фойе, где когда-то прогуливались в перерывах спектаклей русские императоры. А норяший камин и «живая» музыка (клавесин, флейта и виолончель), подыгрывающие драме, создают иллюзию того, что находишься в Вестминстерском дворце. Настолько, что зрителям, сидящим вплотную к актерам (сцены-то нет), невольно приходится извиняться в душе, что они пришли не в камзолах и кринолинах.

Кто боится Анну де Бейль?

Если богатое убранство Царского фойе погружает в интригу дворцовых переворотов, то аскетическая обстановка чердачного этажа наводит на мрачные мысли о подвалах средневековой инквизиции. Черные шляпы и плащи, белые рубашки и металлический блеск шпаг резко очерчивают грань между добром и злом, преступлением и наказанием. Гулкая поступь сапог, шорох одежды еще более усиливают это гнетущее впечатление. На таком настороженно-торжественном фоне впереди, в розовом одеянии выступает рыжеволосая красавица Анна де Бейль, знаменитая миледи из «Трех мушкетеров» Дюма. Это она отравиа ядом бедняжку Констанцию Бонасье, которая здесь же — в белых одеждах — присутствует немой свидетельницей своей роковой гибели.

За время спектакля не проронят слова и остальные участники действия: Д Артаньян, его друг Атос, лорд Винтер и палач города Лилля. Все они — молчаливые судьи как преступлений миледи, так и уже свершившегося над ней возмездия (однажды все они единогласно приговорили ее к смерти, и лилльский палач отрубил ей голову). Их собрали отнюдб неспроста.

Говорит, а в основном поет только миледи. Причем актриса Ольга Боброва в необычной для себя зонг-оперной роли делает это своим голосом и не под фонограмму. Она — обвиняет. Так кто же отравил Констанцию Бонасье? Да, миледи, но первый шаг к престкплению совершил лилльский палач, когда уличенная в греховной любви и преступном сговоре, 16-летняя монахиня Анна де Бейль была им заклеймена позорным знаком «лилии». Повинен и Атос, он же граф де ла Фер и первый муж Анны. Случайно обнаружив на ее плече преступное клеймо и спасая свою честь, он неудачно повесил жену на дереве, как бешеную собаку. И безумно влюбленный в миледи Д Артаньян виновен тоже, потому что оказался удачливее ее в политических кознях. Причастен к удийству и лорд Винтер, который чудом остался жив на дуэли с Д Артаньяном. И леди Кларик не смогла стать наследницей всего состояния их богатого рода.

Каждому в отдельности миледи преддъявляет свой счет. «Когда приходит час расплаты — виновны все!» — констатирует она, уверенная, что была лишь исполнительницей воли рока в цепи преступлений против нее. И мы помним откровение миледи, когда, опустив красноватое зернышко с ядом в рюмку с вином для Констанции, она воскликнет: «Ах, не так мне хотелось отомстить!.. Но приходится делать то, что возможно»… Поэтому виновен и сам Дюма, который хладнокровно и по-мужски цинично позволил уничтожить миледи, скрыв кровавые следы земного существования жертвы под водой.

Вы трусы, вы жалкие убийцы! Вас собралось десять мужчин, чтобы убить одну женщину! — таков приговор миледи своим судьям. Так кто же боится Анну де Бейль? Все и каждый в отдельности — утверждает режиссер спектакля вместе с авторами либретто А. Голлем и Н. Тучинским, мужественно вставшими на защиту заклейменной на вечный позор женщины. И даже больше — все мужские тысячилетия, обрекавшие и обрекающие красивых женщин на такое непосильное испытание, как мыслить и поступать по-мужски, в ущерб своей обожеНствленной природе.

— Господа, ведь вы не убьете меня? — обращается миледи к зрителям-современникам конца XX века. И как напоминание о ее изначальной чистоте и безгрешности в финале появляется 16-летняя Анна де Бейль, в образ которой удивительно точно попала юная актриса Анастасия Миляева. Сразу становится понятно, что не она когда-то соблазнила молодого священника Тамплемарского монастыря бенедиктинок, а он ее. Зрители неожиданно для себя начинают сознавать, что и они повинны в смерти Констанции Бонасье.